НЕПРИДУМАННЫЕ  РАССКАЗЫ

Мой отец с большим предубеждением относился к о.Иоанну Кронштадскому. Его чудеса и необыкновенную популярность объяснял гипнозом, темнотой окружающих его людей, кликушеством и т.п. Жили мы в Москве, отец занимался адвокатурой. Мне в то время минуло четыре года, и я был единственным сыном и в честь отца назван Сергеем. Любили меня мои родители безумно. По делам своих клиентов отец часто ездил в Петербург. Так и теперь он поехал туда на два дня и по обыкновению остановился у своего брата Константина. Брата и невестку он застал в волнении: заболела их младшая дочь Леночка. Болела она тяжело, и хотя ей стало легче, они пригласили к себе на дом о.Иоанна отслужить молебен, и с часу на час ожидали его приезда. Отец посмеялся над ними и уехал в суд, где разбиралось дело его клиента. Вернувшись в четыре часа обратно, он увидел у братниного дома парные сани и огромную толпу людей. Поняв, что приехал о.Иоанн, он с трудом пробился к входной двери и войдя в дом, прошел в зал, где батюшка уже служил молебен. Отец встал в стороне и с любопытством стал наблюдать за знаменитым священником. Его очень удивило, что о.Иоанн, бегло прочитав перед ним поминанье с именем болящей Елены, стал на колени и с большой горячностью начал молиться о каком-то неизвестном тяжело больном младенце Сергии. Молился он о нем долго, потом благословил всех и уехал. «Он просто ненормальный! – возмущался мой отец после отъезда батюшки. - Его пригласили молиться об Елене, о он весь молебен вымаливал какого-то неизвестного Сергия!» - Но Леночка уже почти здорова, - робко возражала невестка, желая защитить уважаемого священника. Ночью отец уехал в Москву. Войдя в другой день в свою квартиру, он был поражен царившим в ней беспокойством и, увидев измученное лицо моей матери, испугался: «Что у вас здесь случилось?» «Дорогой мой, твой поезд не успел, верно, отойти от Москвы, как заболел Сережа. Начался жар, конвульсии, рвота. Я пригласила Петра Петровича, но он не мог понять, что происходит с Сережей, и предложил созвать консилиум. Первым долгом я хотела телеграфировать тебе, но не могла найти адреса Кости. А Сереже делалось все хуже и хуже. Три врача не отходили всю ночь и, наконец, признали его положение безнадежным. Что я пережила! Никто не спал, т.к. ему становилось все хуже и хуже. Я была, как в столбняке. И вдруг вчера после четырех часов дня, он начал дышать ровнее, жар понизился, и он уснул. Потом стало еще лучше. Врачи ничего не могут понять, а я тем более. Сейчас у Сережи только слабость, но он уже кушает и сейчас в кроватке играет со своим мишкой». Слушая мою мать, отец все ниже и ниже склонял голову: вот за какого тяжко болящего младенца Сергия так горячо молился о. Иоанн Кронштадтский…

Как-то зимним вечером 1959 года я вместе с Марком вошла в ресторан. Помню, что мы заказали солянку, и еще что-то, и не успела я приняться за еду, как почувствовала на себе чей-то взгляд. На меня, вернее на то, что я собиралась есть, голодными горящими глазами смотрел сидевший за соседним столом мужчина. Он был седой, с измученным лицом, в сером старом костюме. Кроме тарелки с хлебом, перед ним ничего не было. Весь вид этого человека до того меня поразил, что я ничего не сказала Марку, повернулась в сторону незнакомца и приветливо сказала:»Что вы сидите один? Присаживайтесь к нам». Он минуту колебался, потом подошел и сел за наш стол… Я быстро передвинула к нему свой прибор и сейчас же заказала подошедшей официантке третью порцию солянки для себя. «Я бы не советовала вам возиться с этим гражданином», - шепнула мне девушка, но я дружески потрепала ее по руке и, не глядя на Марка, который был взбешен, занялась своим гостем. А он, ни на кого не глядя, жадно ел, и руки у него тряслись. Когда голод был утолен, этот человек просто и искренне рассказал, что ему 50 лет, он инженер-путеец по профессии и был женат на киноактрисе Ж. Она его разлюбила и, стремясь развязаться с ним, сделала на него донос, в результате ему дали 25 лет концлагеря. В этом году, после 20 лет, пришла реабилитация, и вот он вернулся к себе домой в Ленинград, но бывшая жена не пустила за порог. Друзья и знакомые – одни за эти годы умерли, другие уехали, третьи испугались бывшего лагерника и отказались помочь. Без денег, без теплой одежды, не имея ни крова, ни возможности устроиться на работу, он решил вернуться обратно в концлагерь. Там можно найти работу, угол… Один знакомый все-таки сжалился: дал ему денег на билет, и вот сегодня в 2 часа ночи он уезжает обратно. Все эти дни он очень голодал, но сегодня набрался решимости и зашел в ресторан, ему сказали, что хлеб здесь дают бесплатно. Во время разговора лицо у человека дергалось, подергивалось и все тело. Я посмотрела на его потрепанный костюм и спросила: «А пальто у вас есть?» «Нет, на мне все, что я имею». Дома у меня стоял чемодан с вещами покойного мужа, и я быстро решила, что буду делать. Уплатив за обед ( это всегда делала я, т.к. у Марка никогда не было денег), взяла своего нового знакомого под руку и пригласила к себе домой. Там я вытащила чемодан и вынула из него теплое белье мужа, его костюм, вязанную шведскую куртку и осеннее пальто. Когда гость переоделся, с ним сделался нервный припадок. Он упал в моей маленькой комнате на пол, бился об него, рыдал и выкрикивал бессмысленные слова. Марк в ужасе убежал, а я принялась успокаивать несчастного, как ребенка. Постепенно он пришел в себя, но еще долго всхлипывал, все смотрел на меня. Время подходило к часу ночи. Я вызвала такси, и мы уехали с ним на вокзал. Там я усадила его в вагон, сунула денег и стала у окна, пока не тронулся поезд. Через месяц я получила от него письмо. Он писал, что в дороге ему стало совсем плохо, и потому его сняли с поезда и поместили в больницу. В больнице ему хорошо. А меня он никогда не забудет. Если жена осудила его на смерть, то я принесла воскресение. В тяжелые дни болезни он думает обо мне, о том, что я увидела в нем человека, друга и брата. Все самое светлое, самое прекрасное, что есть в его душе, он шлет мне. Когда станет лучше, он напишет. Но больше писем не было.

СПб Сатисъ, 1995 г. Из газеты «Вечный зов» июнь-июль 2000 года